Когда, пронзительнее свиста,
Я слышу английский язык —
Я вижу Оливера Твиста
Над кипами конторских книг.

У Чарльза Диккенса спросите,
Что было в Лонлоне тогда:
Контора Домби в старом Сити
И Темзы жёлтая вода...

Дожди и слезы. Белокурый
И нежный мальчик — Домби-сын.
Весёлых клерков каламбуры
Не понимает он один.

В конторе сломанные стулья,
На шиллинги и пенсы счёт;
Как пчёлы, вылетев из улья,
Роятся цифры круглый гол.

А грязных адвокатов жало
Работает в табачной мгле —
И вот, как старая мочала,
Банкрот болтается в петле.

На стороне врагов законы:
Ему ничем нельзя помочь!
И клетчатые панталоны,
Рыдая, обнимает дочь...

«Домби и сын», 1914 г.

Вопреки заглавию, это стихотворение О. Э. Мандельштама соединяет образы и сюжетные мотивы разных произведений Диккенса. Оливер Твист в конторе не работал, а Домби-сын в ней не появлялся (это, кстати, персонажи разных романов). Конторская атмосфера взята или из других книг, например из «Повести о двух городах», или, по крайней мере, из тех эпизодов «Домби и сына», где сам мальчик не участвует. «Грязные адвокаты» (частый мотив у Диккенса) тоже пришли из другой книги — быть может, из «Записок Пиквикского клуба»; а банкротство — из «Николаса Никльби». Любящая дочь — действительно из «Домби и сына», только ей не приходилось оплакивать самоубийство отца. Так, смешивая сюжеты и сталкивая действующих лиц, Мандельштам передаёт тот образ АНГЛИИ, который исподволь слагается в сознании читателя Диккенса. Единство диккенсовского мира отмечал и автор одной из лучших книг об этом писателе — Г. К. Честертон: «Почему бы Сэму Уэллеру (это верный и остроумный слуга мистера Пиквика. — Прим, ред.) не забрести в „Никльби"? Почему бы майору Бэгстоку со свойственной ему напористостью не перемахнуть из „Домби и сына" прямо в „Чезлвита"?».