(0862—1949)

Вместе с Э. Верхарном в литературной группе «Молодая Бельгия» начинал и Морис Метерлйнк. Но если первый сильно повлиял на развитие европейской поэзии, то второй преобразовал драму и театр. Правда, известность будущему знаменитому драмматургу принесли стихи (сборник "Теплицы", 1889 г.), ставшие одним из самых характерных образцов симво-лизма с его манерой описывать внутренний мир человека через образы мира внешнего. Так, если Метерлйнк хочет сказать: «Моя душа оживает и раскрывается только в мечтах», он пишет:

Сжальтесь над невскрытыми цветами,
Над тоской на берегу ночном!

Боже! Боже! на стеблях от лилий
Вырастают странные цветы;
Мерно взмахи серафимских крылий
Движут воду в озере мечты.

И душа, как лебедь, раскрывает
Крылья белые усталых глаз.

«Намерения» (здесь и далее перевод В. Я. Брюсова)

Морис Метерлйнк.

Две цепочки образов: ночной пейзаж севером, распускающимися лилиями, пробуждающимся лебедем и человек (глаза — мечта — тоска — видения — душа) — приравниваются в целом, но отдельные их элементы приравнять не получается. Сначала озеро будто бы обозначает глаза (оно блестит и отражает мир), затем — душу, скрывающую вещие видения, как озеро скрывает бутоны кувшинок, потом — мечту, порождающую эти видения. Явления, которые описывает Метерлйнк, бесплотны и прозрачны, они как бы проникают друг в друга и обмениваются признаками. В более поздних стихах (сборник «Двенадцать песен», 1896 г.), сохраняя размытость образов, Метерлйнк упорядо- чивает их при помощи целой системы повторов. И такие стихи звучат у него как песни, причём народные:

Трёх девушек ночью убили они,
Три девичьих сердца открыли они.

Было радостью полно первое сердце:
И там, где на землю текла его кровь,
Три змеи извивались три года.

Было кротостью полно второе сердце:
И там, где на землю текла его кровь,
Три ягнёнка паслись три года.

Было горестью полно третье сердце:
И там, где на землю текла его кровь,
Три ангела пели три года.

Здесь первые две строки заставляют ожидать мрачной и кровавой истории, каких немало в народной поэзии. Однако тема убийства не развивается: кто такие «они», остаётся неясным (может быть, богини судьбы?).

В следующих трёхстишиях от строфы к строфе меняются только четыре слова: два в первой строчке и два в последней. Рифм нет, ритм нарушен — строчки неравносложны, в оригинале они в каждой строфе укорачиваются (девять — восемь — семь слогов). Меняющиеся слова образуют чёткие ряды: перечисление («первое» — «второе» — «третье»), приметы души («радость» — «кротость» — «горесть») и символизирующие их существа («змеи извивались» — «ягнята паслись» — «ангелы пели»). Весь эффект стихотворения в том, что первое и третье трёхстишия как бы обменялись этими символами: радости соответствуют змеи, а горести — ангелы, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. Смысл получается примерно такой: в нашем мире радостны лишь злые и коварные, а добрые несчастны.

Видение мира, выраженное в творчестве поэтов «Молодой Бельгии», можно сформулировать приблизительно таю человеком и миром управляют таинственные силы, меняющие своё обличье, но не сущность; человек не может и не должен им противостоять или даже подвергать оценке; его достоинство состоит в том, чтобы их узреть, назвать и принять.

Это мировосприятие Метерлинк перенёс из лирики в драму. Но она по природе своей куда более конкретна, чем лирика. Как показать зрителю, что перед ним разворачивается не история из жизни такой-то эпохи и такой-то страны, а изображение вечных и неизменных законов бытия? Создание художественного языка, который позволял бы говорить о душе и вечности в живых и действующих образах, и стало заслугой Метерлинка-драматурга. Как он этого добивается, видно на примере одной из его ранних пьес — «Слепые» (1890 г.).

Действие её происходит на острове, где расположен приют для слепых Впрочем, строго говоря, действия нет персонажи почти не двигаются с места. Нет и диалога в привычном для нас смысле — люди плохо слушают и плохо понимают друг друга, реплики направлены в ту пустоту, которая вечно стоит перед их взором: «Немые остановившиеся глаза уже не смотрят по сю, видимую сторону вечности, они словно налились кровью от неисчислимых, незабываемых мук и слез» Зрячим, помимо младенца на руках у матери, был только проводник-священник, но он давно ушёл и не возвращается. Оставшись без проводника, персонажи тщетно пытаются понять, где они находятся и что же им делать. Скоро холодная ночь, а вместе с нею придёт прилив. Если люди не найдут дороги домой, они могут погибнуть. Затем выясняется, что священник умер; завывает холодный ветер, снег валит крупными хлопьями.