Новелла Гофмана «Мадемуазель де Скюдери» (1819 г.) считается одним из первых образцов детективного жанра в мировой литературе. Её героиня, французская писательница XVII в., разгадывает тайну «серийных», как теперь сказали бы, убийств, происходящих в Париже. «Мадмуазель де Скюдери» вошла в самое обширное собрание новелл Гофмана «Ссрапионовы братья», созданное по образцу «Декамерона» Д. Боккаччо (четыре тома «Серапионовых братьев» выходили с 1819 по 1821 г.).

Впрочем, тяга к страшному существует в детском «я» любого человека — где-то рядом со сказкой и любовь к рождественской ёлке. Так в про Гофмана с рождественским «Щелкунчиком и Мышиным королём» органично соседствует новелла ужасов «Песочный человек». Её герой Натанаэль встречается во взрослой жизнн с материализовавшимся героем своих детских ночных страхов — «песочныу человеком», сходит с ума и погибает Что же общего у этой истории с историей юной Мари, находящей счастье в своих сноведениях.

А. Костин.
Иллюстрация к новелле Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек».

Это — куклы, автоматы, искусственные подобия живых существ, играющие в художественном мире немецкого писателя исключительную: роль. С одной стороны, кукла — воплощение механического, вражден ного жизненной органике начала. такова Олимпия из «Песочного человека», с её заученными движениями и безжизненным взглядом, в которую, на свою беду, влюбляется Натанаэль. приняв за обыкновенную девушку. Олимпия — кукла-подлог, коварно занимающая чужое место, место возлюбленной Натанаэля Клары. С другой стороны, кукла — это существо, на которое могут быть перенесены человеческие чувства и свойства. Любовь человека к кукле оживляет её. вдыхает в неё жизнь. Любовь Мари к несчастному и отважному Щелкунчику расколдовывает его, превращает в юного Дроссельмейера. Щелкунчик и его войско, как и весь создаваемый крёстным Дроссельмей-ером кукольный мир, — уменьшенная копия реальных людей и вещей.

В последней повести Гофмана «Повелитель блох» (1822 г.) место кукол и оловянных солдатиков занимают полчища едва видимых человеческому глазу подданных Мастера-блохи. Один из героев повести, Перегринус Тис, унаследовав от родителей изрядное состояние, продолжает и во взрослой жизни играть в куклы и солдатики. Покупая самому себе игрушки накануне Рождества, он случайно спасает Повелителя блох, которого преследуют двое естествоиспытателей — Левенгук и Сваммердам.

Жившие в XVII—XVIII вв., эти учёные вошли в историю как изобретатели микроскопа. У Гофмана они восстают из гроба и ведут по видимости волне обычную жизнь: Левенгук разъезжает по городам Европы с аттракционом — демонстрирует дрессированных, наряженных в мундирчики и сафьяновые сапожки блох, Сваммердам снимает квартиру в доме Тиса. И хотя у Гофмана они символизируют науку, посягающую на власть над живым миром, оба естествоиспытеля не столь зловещи, сколь комичны чего стоит их дуэль на подзорных трубах! Мастер-блоха одаряет Перегринуса волшебной линзой; вставив её в глаз, герой получает возможность читать мысли других людей. Это спасает его от коварных чар принцессы цветов Гамахеи, а главное, помогает выйти в «большой», взрослый мир, где он находит своё счастье. Люди, цветы, блошиные армии — всё смешалось на страницах повести, как на праздничной площади. Но в эту весёлую фантасмагорию вторгается персонаж из совсем другого, официального мира — тайный советник Кнаррпанти. Он сажает Перегринуса в тюрьму по обвинению в преступлении, которого тот не совершал. Современный инквизитор руководствуется двумя принципами. Первый: «...важно... найти злодея, а совершённое злодеяние уже само собой обнаружится».

Карикатура Э. Т. А. Гофмана.
Он сам, верхом на коте Мурре,
сражается с бюрократией в лице полицай-директорафон Камптца.

Второй: «Думание... само по себе, как таковое, есть опасная операция, а думание опасных людей тем более опасно». Гофман, служивший в конце 10-х — начале 20-х гг. XIX столетия в Берлине в министерстве юстиции, «срисовал» Кнаррпанти с полицай-директора фон Камптца. Поэтому рукопись повести была арестована, а все, касающееся Кнаррпанти, в первом последующих изданиях вплоть до 1908 г. из неё вырезали.

* * *

Стремясь вовлечь читателя в мир игры и детской фантазии, Гофман тем не менее видит, что «застревание» взрослого человека в этом мире — такой же повод для смеха, как и обывательская рассудительность или естественно-научные сражения на подзорных трубах.

В «Житейских воззрениях кота Мурра с присовокуплением макулатурных листов из биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера» (1820—1822 гг.) великовозрастный наследный принц Игнатий, играющий в разноцветные чашечки, изображён просто кретином. Повествование в романе ведётся в двух планах. Первый занимает назидательное жизнеописание-автобиография кота Мурра, «мурриана», как называют её критики по аналогии с «крейслерианой». Так издавна строились плутовские романы. Этот приём использован и любимым писателем Гофмана Сервантесом в «Новелле о беседе собак», где пёс Берганса рассказывает своему товарищу Сципиону историю собственной бродяжьей жизни. Ранее Берганса уже фигурировал в одной из новелл, вошедших в «Фантазии в манере Калло». В «Житейских воззрениях» Гофман заимствует у Сервантеса не героя, а повествовательную модель, заменяя псов на котов.

Смех Гофмана универсален. В жизнеописании кота в травестированном (сниженном) варианте предстают все этапы жизни молодого «интеллигентного» современника Гофмана, человека, т. е. кота, без роду без племени. Со всеми его слабостями и недостатками, с любовью к вкусным косточкам и мягкой постельке (кот-филистер — одна из граней образа Мурра), с готовностью идти навстречу житейским соблазнам и демагогическим призывам. В то же время, живя подле учёного и музыканта Абрагама Лискова, Мурр приобщается к «высшей культуре», что даёт возможность Гофману спародировать (не значит высмеять и полностью отвергнуть!) все её крайние, оторваннные от жизни проявления — просветительскую веру в разум, романтические порывы раннебуржуазные теории построения общества на «взаимной выгоде и т.д.

Другой герой «Житейских воззрений» — друг маэстро Абрагама Иоганнес Крейслер, отдельные эпизоды и биографии которого случайно попали в рукопись кота. Так читатель из плана комического «животного эпоса» то и дело переходит в иной план — авантюрно-любовного романа, с двойным, музыкальным и сатирическим, подтекстом. Сатира Гофмана как всегда, направлена на официально-государственную жизнь, на быт маленького немецкого княжества, существующего только в воображении князя Иринея и его подданных (княжество давно присоединили к другому государству, но все делают вид, что ничего не изменилось). На фоне ничтожных, иллюзорных интриг и вполне реальных кровопролитий в «Житейских воззрениях» разворачивается повесть о неземной влюблённости капельмейстера Крейслера в дочь советницы Бенцон — Юлию. В эту историю Гофман вложил пережитую им в Бамберге «всеистребляющую боль жизни».

Гофман скончался в Берлине через семь месяцев после того, как разослал друзьям шутливое и печальное извещение о смерти своего любимого кота — прототипа героя, чьё имя вынесено в заглавие романа.

Обложка романа Э. Т. А. Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра».
Издание 1822 г.